здесь речь идет о книге «Плодовый сад». — Б. Р.) Несмотря на болезнь, Иван Владимирович всю ее прочитал и держал всегда на своей книжной полке — среди своей рабочей литературы. Это говорит о том, что Ив. Вл. встретил Вашу книгу  т е п л о. Но особенно заинтересовала его глава «Будущее уральского плодоводства», которую он подчеркнул в 14 местах, а слова: «следует по возможности при каждой школе устраивать школьные питомники…» и до конца абзаца подчеркнул и сопроводил своим характерным знаком «В» (то есть внимание). Но высказываний и замечаний не сделал. Ив. Вл. глубоко верил в Ваши взятые не из книг, а из жизни работы. И только беспощадная смерть помешала ему завязать с Вами связь и оказать Вам свою помощь.

С глубоким уважением А. Бахарев. 23/VI—37 г.».

Из жизни была взята и книга «Яблочный пир».

Болезненно пережил Дмитрий Иванович кончину своего вдохновителя и наставника — И. В. Мичурина. В статье «Великий садовод» (газета «Уральский рабочий» от 9 июня 1935 г.) он писал:

«Умер великий садовод и замечательный гражданин нашей родины! Горько и тяжело слышать весть о смерти Ивана Владимировича Мичурина. Для каждого из нас он был неизменным другом и советчиком, каждому из нас он помог увидеть плоды наших мечтаний и дерзаний.

Ведь еще недавно, всего 6—7 месяцев назад, я видел Ивана Владимировича, слушал его яркую речь.

Мичурин был революционером, переделывавшим природу.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

С его смертью дело не остановится. Нет! Все мы, его соратники, будем до конца своих дней осуществлять его наказ — покорять природу, чтобы наша страна — от берегов Черного моря до далеких северных окраин — покрылась благоуханными и плодоносящими садами. Красивая жизнь — красивые сады!

Садовод-опытник Д. И. Казанцев».

Красивой жизни — красивые сады! И он делал это, делал трудом садовода и своими книгами. Особенный успех «Яблочный пир» имел у читателя-школьника. Книгу изучали на уроках, в учительской среде. Ведь это было время, когда мичуринская биология начинала совершать победное шествие по Советской стране, и книга, как говорится, попала в струю. Увлекательно написанная, она рассказывала о вещах важных и нужных. У автора происходили интересные встречи с детьми. «Видали, — сообщал он дома, вернувшись с одного из таких обсуждений, — они за изложение всех бед и неудач… это их не пугает!» Редактор во время работы над книгой, опасаясь неблагоприятной реакции читателей, несколько ограничил автора в показе трудностей. Дабы не расхолаживать! Жизнь показала, что опасения были напрасны, и автор с восторгом повторял: «Молодцы, ребята!» Интересно, что хвалебно-восторженные отзывы на книгу шли даже из таких мест (из Харькова, например), где, казалось бы, садоводство не в диковину. Сколько людей она сделала союзниками мичуринского дела, сколько народу пошло по стопам ее автора или хотя бы заставило уважать неистово-терпеливый, бесконечно упорный труд садовода, — не подсчитано и невозможно подсчитать.

Иван Владимирович Мичурин большое значение придавал содержанию витаминов в плодах. Его мечтой было — создать такое яблоко, чтоб оно могло заменить самые активные препараты, безотказно действующее лекарство, которое способно было бы избавлять от самых тяжелых недугов, сохраняя, однако, все вкусовые качества. Чтоб всегда было приятно похрустывать вкусным яблочком! Эта идея владела и Казанцевым[6].

В печати его называли яблочным следопытом. Книга «Яблочный пир» открыла перед ее создателем еще одну увлекательнейшую и полезную сферу деятельности. В бумагах его находим весьма симптоматическую запись: «Борьба за воспитание в детях любви и бережного отношения к растениям». Да это же программа нынешнего курса охраны природы в школах и отправной пункт, чтобы научить ребенка понимать язык природы! К сожалению, оставалось мало сил… Тем не менее по праву садовод Д. И. Казанцев может считаться и одним из зачинателей детской литературы на Урале, литературы познавательной и увлекательной, открывающей окно в большой светлый мир природы и приобщающей к радостному труду человека-мастера.

Право, когда я думаю о нем, о его книге с символическим названием «Яблочный пир», в воображении возникает великий, еще невиданный доселе, пир природы, щедрой и прекрасной, направляемой доброй и умной рукой человека нового, социалистического века.

Умер Д. И. Казанцев в июле военного 1942 года. Здоровье у него начало портиться еще задолго до этого. Сказалось пережитое. Старший сын в годы революции был красногвардейцем, погиб в двадцатых годах от рук хулиганов-грабителей. Надо сказать, что легкой жизни не было, сад никогда не служил источником дохода. Скорее наоборот. Тяготы военного времени, трудности, переживавшиеся тогда всей страной, ускорили наступление конца.

Остался сад…

Остался сад и — книги, увы, ставшие отныне уже библиографической редкостью. А жаль. Ведь садоводству отводится в наших планах заметное место; да и безмерно выросшие и обострившиеся проблемы охраны природы требуют пристального внимания к земле, воспитания любви к ней сызмальства. Без этого нынче не мыслится человеческая нравственность.

«КРАСНЫЙ ФОТОГРАФ ТОВАРИЩ СУРИН»

(Мгновение — стой!)

Проглядывая страницы очередного номера иллюстрированного журнала, мы обычно даже не замечаем — да и не интересуемся! — кто запечатлел для нас моменты текущей окружающей действительности. Фотоиллюстрация вошла в наше бытие так же, как спички, электрический свет. А ведь за всем этим скрыт огромный напряженный труд, часто целая жизнь, отданная любимому делу.

Щелчок затвора — миг. Но в руках вдумчивого наблюдательного человека это миг истории, запечатленное мгновение, которое иной раз может сказать больше, чем объемистая книга.

Поскольку я сам долгое время был репортером-документалистом, фотографом-краеведом, стремившимся где только можно зафиксировать на пленку черты своего времени, мне близок и понятен этот труд, и я хочу рассказать об одном из подвижников этого труда, чье имя мы, бесспорно, должны вспоминать с уважением.

Тому, кто жил в Свердловске в предвоенные годы, наверняка приходилось встречать человека с внешностью, невольно привлекавшей к себе внимание: коренастого, плотного, в черном пиджаке, косоворотке, с яркой рыжей бородой. Из кармана пиджака, как у запойного пьяницы, торчит горлышко бутылки, под мышкой большая фотографическая камера с треногой. Он неизменно появлялся, на всех съездах рабочих и колхозных активистов, слетах ударников производства, в театрах во время торжественных заседаний, в других общественных местах, когда там отмечались какие-либо значительные события. Энергичный, уверенный, с озабоченно-сосредоточенным выражением сурового крупного лица, изрытого перенесенной в детстве оспой, он, не обращая внимания на окружающих, любопытно таращивших на него глаза, устанавливал свою треногу, наводил глазок аппарата на цель и, сделав положенное число снимков, исчезал до нового случая. Вездесущий, он, казалось, успевал побывать одновременно в нескольких местах. Он знал многих в лицо, и его